И тут я увидел Бугайского, он возвышается над пешеходами на полторы головы, и не заметить его нельзя. Я-то намного ниже, но он тоже увидел меня и направился поздороваться.
- Привет, Никбор, - сказал добродушный человек, - сейчас время перекусить, не составишь ли компанию?
Андрей прекрасен: с длинными темными волосами почти до широченных плеч, с всегда хорошим настроением и прекрасной улыбкой, а главное – с великолепной эрудицией, глупо было бы отказываться.
- Здесь на Трубной есть отличное место, где подают прекрасных живых марисков, потом закажем головач с трезуем, а к этому что-нибудь легкое. Да собственно, легкое и возьмем! оживился друг, ну напитки какие-нибудь соответствующие. Тамошний повар – хороший приятель, так что проблем не будет. Да и готовит отменно – пояснил Андрей, блестящий знаток кухонь мира и мира кухонь.
Тогда в тех местах архитектура была еще времен Гиляровского, а на нижнем конце Рождественского бульвара стоял общественный туалет, куда сам дядя Гиляй и захаживал, а о Лужкове с его чудовищными торговыми центрами никто и не слыхивал. Правда, шла Перестройка – но это совсем другое дело.
Мы распахнули двустворчатую дверь – швейцаров при Михаиле Сергеевиче еще не придумали – и сразу увидели, что пришли не очень вовремя.
У стены напротив двери – там вниз вела лестница – могучего монгола держали пятеро. Но он вовсе не кричал «держите меня пятеро», как принято в таких ситуациях: человеку было не до того - а может быть, просто неважно владел русским.
Четверо из этих пяти ломали посетителю руки, при этом один из них душил захватом гостя столицы, а еще один с улыбкой Гагарина, но с прической Олега Видова, одним движением сунул несчастному лезвие в печень.
Мы смотрели сверху как в амфитеатре.
Стол, за которым они до этого кушали, опрокинулся на бок, а на полу лежали тарелки, бутылки, из которых вытекал коньяк и было раскидано много еды: видно было, что тот монгол дался не сразу.
- Слушай, как жалко – профессионально подметил Андрей – смотри, какие приличные чвареги пропадают.
Это в 90-е такие сцены сделались привычными, а в те годы выглядело довольно экзотично.
Между тем, поскольку богатырь очевидно терял силу, возившаяся компания перевела взгляды на вход и заметила нас – так что два гражданина полезли за стволами: похоже, их огорчило присутствие свидетелей. Этих двоих завалили официанты, всё это время наблюдавшие потасовку с салфетками в руках: прямо через салфетки и пристрелили.
После чего обратились нам:
- Здравствуйте Андрей, хорошо, что зашли: у нас сегодня чхорхали прекрасные. Сейчас накроем вам в другом зале, скандалисты сами уйдут, а ты тут всё приберем и замоем.
Но мы, решив, что на пальбу могут подъехать представители менталитета, пообещали зайти другой раз.
Андрей покуривал, дошли до угла Цветного бульвара, а там стояли, дыша портвейном и туманами, две дамочки – одна вылитая Плисецкая, но точно не Майя Михайловна, а вторая типа Монро. Они обсуждали, пойти ли им сейчас на спектакль в Табакерку – было два часа дня – или перекусить лобстерами.
Тогда вообще в стране была простая здоровая пища, а все эти стейки и бургеры появились позже.
- А не будут ли дамы столь любезны, чтобы разделить с нами трапезу? Здесь за углом как раз роскошная чебуречная.
Леди немного поломались, а потом с радостью согласились.
Чебуреки тогда делали толщиной как нынешние бургеры и они были набиты мясом под завязку – полкило не меньше, иногда с травами: кинзой, базиликом и т.д. После жарки из мяса выделялся восхитительный сок. Называлась та чебуречная Чебурек Перестройки, а окна у неё были высокие и широкие – как в Северном страховом обществе архитектора И.Рерберга – а на первом этаже доходили до тротуара и летом их распахивали и ставили в оконные проемы столики.
За одним из них сидел солидный господин и как раз пытался укусить такой чебуречище: держал за углы руками в перчатках – их выдают посетителям, чтобы не пачкались – и разевал рот, но настолько, чтобы надкусить, рот не раскрывался. Наконец ухитрился куснуть – и жирный бараний сок брызнул на лицо и костюм.
Мы сели в соседнем проеме, и к нам поспешил метрдотель:
- Здравствуйте, дорогой Андрей! Давно вас не было. Что будете на этот раз? Рекомендую, кроме чебуреков, харьяшу и джукраму: нам как раз привезли свежий песто из Стокгольма на сметане из молока буйволиц.
Стали знакомиться. Девушки предсказуемо оказались Майей и Мэри.
Они попросили бутылку Chateau Mouton Rothschild, ну а мы предпочли пиво: конечно, к горячим чебурекам оно уместнее. Андрею принесли Kölsch, а я обычно пью чешский Velvet.
После чего беседа стала совсем непринужденной. Вкусы у девушек оказались старомодными и рассуждали они о Жане-Поле Шартре и его шартрезах да о коньячном доме Albert Camus. Во время чумы плевать в кошек запрещается – цитировала Майя.
Чтобы показать, что и мы понимаем в литературе, заказали Camus Josephine и зеленого ликерчика, после пива очень духоподъемно.
Леди уже были готовы ко всему и просили развития – так что когда Андрей предложил попить кофе у него, они аж заоплодировали.
Такси поймали быстро, тогда по Москве уже бегали майбахи.
Ну а у него и кофе попили, и поговорили о литературе.
Я и стишок, который сочинился на бульваре, к месту зачитал:
показал нам завод
от ворот поворот -
в арку двинулись мы подворотную,
где советский народ
на троих, стоя, пьет
из горлА непотребное рвотное
Такие тогда были славные беспечные времена: время надежд и всё такое - теперь уже не вернуть.
Это потом уже пошла другая новая жизнь – как раз с Лужковым.
А уж что нас ждет после этих выборов, даже я не знаю.